70 лет Победы Война на два фронта / Мурманский морской торговый порт в 1943 году
Новый, 1943 год мурманские портовики, как и вся страна, встречали с надеждой: теперь, после окружения немцев под Сталинградом, сводок Сов-информбюро ждали не со страхом, это были хорошие новости. Да и приход первого после почти полугодового перерыва союзнического каравана 25 декабря доказывал, что Мурманск и порт оправились от бомбежек лета 42-го и готовы продолжить свою боевую вахту.
Союзники... Их помощь ждали, и она была ощутимой, зримой - танки, самолеты, пушки, штабеля консервов на причалах. Но работать с ними было непросто.
Рядовые портовики, не очень-то разбиравшиеся в тонкостях большой политики, поначалу относились к англичанам (а первые караваны были чисто британскими) как к друзьям. Порой с излишним уважением. Гости это быстро почувствовали и осторожно, а потом все напористее стали вмешиваться в дела порта, требуя для себя преимуществ, внося неразбериху. Судовая администрация держалась замкнуто и чопорно, если не сказать «по-колониальному высокомерно».
На банкетах, устраивавшихся по случаю прибытия очередного каравана для «боевого сплачивания», англичане выражали сомнения в силе боевого духа Красной армии и опасения, что поставляемое в СССР оружие может попасть в руки врагов.
Казалось, все изменил Сталинград. И на банкетах с участием первых лиц, и в Интерклубе простые моряки с удовольствием поднимали тосты за успехи Красной армии и крепкий союз великих держав. Но это на словах, а на деле...
3 января лейтенант британского флота Бонневиль при снятии пушек с затонувших пароходов «Импайр Старлайт» и «Ланкастер Касл» отдал распоряжение команде парохода-крана «Импайр Элгар» привести в негодность на этих судах радиоаппаратуру и все механизмы. Британские военные траулеры самовольно передвигались в порту, швартовались к причалам и мешали работам.
Случались и недоразумения. Так, 29 апреля на пароходе «Дауер Хилл» красили дымовую трубу и нарисовали на ней свастику. Прибывшему на разбирательство представителю порта капитан Перин объяснил, что каждый сбитый судовой артиллерией германский самолет у них по обычаю отмечается изображением свастики на дымовой трубе, а они, дескать, накануне во время налета как раз сбили немца. Устранить «знак победы» капитан отказался, и труба была закрыта брезентом до ухода судна из Мурманска.
Бывали и инциденты посерьезнее. 27 апреля команда стоявшего у причала № 11 парохода-крана «Импайр Элгар» без всякого согласования и предупреждения открыла стрельбу из винтовок по рейду, пули летели на западный берег залива, угрожая жителям Абрам-Мыса. Капитан Вигхэм заявил, что его команда проводила учебные стрельбы.
Бесконечные конфликты с союзниками впору было называть вторым фронтом военных действий. А люфтваффе продолжали налеты на Мурманск и порт, в январе их было 30, некоторые длились по 3-4 часа.
Длительные бомбежки, неопытность рабочей силы (2 января из Архангельска прибыли 1800 новичков), недостаток складских помещений и перебои в подаче вагонов под разгрузку, естественно, снижали выработку. В январе она за смену на одного грузчика составила всего 2,5 тонны.
Больше всего портовиков беспокоило то, что бомбежки вывели из строя глубоководные причалы для судов с большой осадкой. Оставшиеся причалы позволяли обеспечить стоянку транспортов грузоподъемностью 3500-4000 тонн, а приходили в Мурманск в основном суда с грузами до 7000 тонн. Это заставляло делать бесчисленные перешвартовки и идти на риск: транспорт ставили под разгрузку на большой воде в расчете на то, что к отливу его успеют серьезно разгрузить. Взрывчатку и огнеопасные грузы из-за спешки нередко складировали на причалах вместе.
Штабеля продовольствия, громоздящиеся повсюду, провоцировали воровство. Боролись с этим жестко. В январе в боевых листках опубликовали фамилии 50 расхитителей, 11 из них были подвергнуты «общественному показу» - их выводили перед грузчиками на политинформациях, заставляли рассказывать о содеянном и называть себя ворами.
Над расхитителями было проведено пять показательных судов. Это давало результат: создавало обстановку нетерпимости - молодая девушка-весовщик Киреева задержала пятерых воров и сама доставила их в охрану порта.
Над расшивкой узких мест бились сообща. Бороться с нехваткой глубоководных причалов было предложено, организовав рейдовую перевалку грузов - на баржи и мелкосидящие суда. Правда, в навигацию 43-го года из-за нехватки малого транспортного флота сделать это не удалось. Ограничились полумерой: суда, стоявшие у причала, стали разгружать на два борта сразу - на берег и на ошвартованную с другого борта баржу.
А союзники продолжали «помогать». Особо отличались американцы: на стоянке в порту они совершенно не следили за своими судами, в частности за состоянием швартовых. Нередко они на полной воде лопались или ломали швартовые устройства на причалах. Так, 8 февраля стоявший у причала № 1 пароход «Джон Латроб» оторвало и отнесло прочь. Судовая администрация объясняла такие ЧП просто: на торговом флоте не осталось настоящих моряков, все толковые ушли в ВМС и армию, а пришедшая им на смену молодежь раньше никогда не видела моря.
Сказывалась и американская предприимчивость. Был у них такой порядок: если судно подвергалось нападению вражеской авиации, то - независимо от того, пострадало оно или нет - экипаж получал страховую премию. Но это надо было подтверждать расходом боеприпасов.
«Либерти» были отлично вооружены - до 8 зениток на борту. И союзникам было совершенно наплевать, что в порту судам разрешалось стрелять только в случае непосредственной угрозы. Как только в небе появлялся вражеский самолет, они открывали ураганный огонь из всех стволов. Логика понятна: больше потратишь - больше заработаешь. Очевидцы вспоминают, что при ночных налетах зрелище было внушительное: перекрещивающиеся трассеры, лучи мощных береговых прожекторов, взрывы фугасок и горящие зажигалки...
На берегу американцы вели себя свободно, а по мнению наших, даже развязно: во время воздушных тревог укрывались в убежищах, где «напоказ храбрились, иногда хулиганили, свистели» (вообще-то, в США свист - выражение одобрения).
Все ветераны отличают неистребимую страсть американцев к сбору сувениров: собирали все - почтовые марки, открытки, этикетки, спичечные коробки, карманные ножи. После Сталинграда бешеной популярностью пользовались портреты Сталина и почему-то Рокоссовского. Охотились за советскими плакатами и снимали их повсюду. Как-то моряки-конвойщики пришли на главпочтамт за марками и «ограбили» его: поснимали все плакаты со стен и унесли на свои суда, где развесили их по каютам.
Американская сувенирная лихорадка портовикам была на руку. В годы войны они страдали от табачного голода, и тут выручали заокеанские коллекционеры, охотно менявшие советскую экзотику на сигареты. Вот какой случай описывает капитан порта Георгий Вольт:
«Однажды на американском пароходе работали краснофлотцы. У одного была довольно старая мохнатая теплая шапка из собачьего меха. Американцы обратили на него внимание и все время спрашивали: «Кто это?» Им в шутку сказали, что это партизан, который временно находится на отдыхе и помогает выгрузке. Это произвело такой фурор, что чуть ли не вся команда начала паломничество, чтобы посмотреть на живого «партизана». Понятно, ребята всю смену курили вдоволь, а уходя, уступили знаменитую шапку как очень редкий сувенир «всего» за 500 пачек сигарет».
(Окончание следует).
Читайте: «Огненный 42-й. Мурманский морской торговый порт в годы войны» первая и вторая части
Подготовил Петр БОЛЫЧЕВ.
По материалам, предоставленным ветераном ММТП Юрием Шумилкиным
Опубликовано: «Мурманский вестник» от 04.04.2015