Спойлерная глава «Ветров зимы»: Арья

Не успели мы с вами толком изучить спойлерную главу Тириона из «Ветров зимы», как Мартин вывесил на свой сайт еще одну – и на этот раз речь о главе, которая до сих пор не светилась ни на каких фестивальных чтениях. По словам самого Мартина, первая черновая версия этой главы была написана давным-давно — сначала она предназначалась для четвертой книги в те времена, когда писатель задумывал ввести в действие перед ней пятилетний перерыв. Затем глава должна была попасть в «Пир стервятников», но ее перенаправили в «Танец с драконами» вместе с основной линией Арьи — в качестве последней главы. И наконец, в последний момент Мартин со своим редактором решили, что это скорее открывающая глава, чем закрывающая, в результате чего главу убрали из уже почти готовой книги и придержали до «Ветров».

***

Она проснулась, глотая воздух и сама не зная, кто она и где.
В ноздрях стоял тяжелый запах крови... или это продолжался кошмар? Ей снова снились волки, снилось, как она бежит по темному сосновому бору и за ней – огромная стая, взяв след добычи.
Комната, серая и сумрачная, тонула в полутьме. Поежившись, девочка села в постели и провела рукой по черепу. Отросшая щетина колола ладонь. «Мне надо побриться, пока Изембаро не увидел. Мерси, меня зовут Мерси, и сегодня меня изнасилуют и убьют». По-настоящему ее звали Мерседина, но все ее звали просто Мерси...
«Но не во сне». Она сделала глубокий вдох, чтобы сердце перестало выть и колотиться, и попыталась вспомнить, что ей снилось, но сон почти успел растаять. Там была кровь – это она помнила, и полная луна над головой, и дерево, которое глядело, как она бежит.
С вечера она отворила ставни, чтобы дать утреннему солнцу себя разбудить – но сейчас за окном комнатушки Мерси не было солнца, только стена текучей серой мглы. С улицы тянуло холодом... и это было хорошо, а иначе бы она проспала весь день до вечера. «Как похоже на Мерси – проспать, когда ее должны изнасиловать».
Ноги покрылись гусиной кожей, одеяло обмоталось вокруг нее, как змея. Девочка размотала его, скинула на голый дощатый пол и голой пошлепала к окну. Браавос заволокло туманом – видно было зеленую воду в канале внизу, булыжную мостовую под зданием, две арки обросшего мхом моста... но дальний конец моста сгинул в серой мгле, и от зданий по ту сторону канала только и осталось, что несколько еле видных огней в окнах. Она услышала тихий плеск в канале – из-под средней арки моста выплыла змея-лодка.
– Который час? – закричала Мерси человеку, который стоял на задранном хвосте змеи, направляя лодку шестом.
Лодочник поднял голову на голос.
– Четыре часа по реву Титана, – его голос отразился эхом от зеленых вод и стен невидимых зданий.
Она не опаздывает – пока нет, но и мешкать не стоит. Мерси – девочка славная и трудолюбивая, но со временем у нее нелады – а сегодня это было бы некстати. В этот вечер во «Вратах» ждали вестеросского посла, и Изембаро не захочет слушать никаких оправданий, даже если их приправить самой милой улыбкой.
Тазик еще с вечера, перед сном, был наполнен водой из канала – она, конечно, была солоновата, но лучше, чем склизкая зеленая дождевая, которая застаивалась в цистерне за домом. Обмакнув тряпку в тазик, девочка обтерлась с головы до пят, время от времени становясь на одну ногу, чтобы потереть мозолистую подошву другой. После мытья она нашла бритву: на бритую голову лучше садится парик – так говорил Изембаро.
Девочка побрилась, надела исподнее и через голову натянула бесформенное бурое платье. Один из чулков просил штопки, как она заметила, надевая его. Об этом придется просить Язву – у самой девочки шитье выходило так плохо, что костюмерша жалела ее и шила сама. «Или можно стянуть из костюмерной пару получше» – но это дело рискованное. Изембаро терпеть не мог, когда актеры выносят костюмы наружу. «Только Вендейны это не касается – отсоси Изембаро член и бери себе любой костюм, какой вздумается». Мерси на эту удочку не попалась, Дейна ее предупреждала.
– Кто сворачивает на эту дорожку, оказывается на «Корабле», где каждый в зрительном зале может переспать с любой красоткой со сцены – если в кошельке у него хватит деньжат.
Башмаки – два комка старой бурой кожи с крапинками морской соли, растрескавшиеся от долгой носки; вместо ремня кусок пеньки, покрашенной в голубой цвет. Девочка завязала его на талии и повесила нож на правом бедре и кошелек на левом, а после всего накинула плащ на плечи. Это был настоящий скомороший плащ – пурпурное сукно подбито красным шелком, сзади капюшон от дождя, и под плащом три потайных кармашка. В одном из них было спрятано несколько монет, в другом железный ключ и в третьем – кинжал. Настоящий кинжал, не такой, как нож для фруктов, какой она носила на бедре – но этот кинжал и не принадлежал Мерси, как и другие сокровища. Мерси принадлежал нож для фруктов – она была создана для того, чтобы есть фрукты, улыбаться, шутить, усердно трудиться и делать, что прикажут.
– Мерси, Мерси, Мерси, – пела она, спускаясь по деревянной лесенке вниз. Занозистые перила, крутые ступеньки и пять пролетов по пути вниз – но поэтому комната и досталась ей так дешево. Поэтому, и еще благодаря улыбке Мерси. Она была лысой и тощей, но улыбка у нее была прелестная, и держалась она с изяществом – даже Изембаро признавал, что в ней это есть. По прямой до «Врат» было совсем недалеко, но для девочки, у которой вместо крыльев ноги, путь предстоял неблизкий. Браавос – город кривой: улицы кривые, переулки еще кривее, а каналы кривее некуда. Обычно девочка ходила дальней дорогой: по Тряпичной улице к Внешней гавани, откуда было видно море и небо над ним, и все что вокруг, от Великой лагуны до Арсенала и заросших соснами склонов Щита Селлагоро. Моряки махали ей, когда она проходила мимо причалов, звали ее с бортов вымазанных дегтем иббенских китобоев и пузатых вестеросских коггов. Мерси не всегда понимала язык, но знала, что ей кричат. Иногда она улыбалась в ответ и кричала морякам, что они смогут найти ее во «Вратах» – если у них найдутся деньги.
Дальняя дорога приводила ее на Мост Глаз с его резными каменными ликами. С высоты середины моста, между арками, было видно весь город: зеленые медные купола Дворца Истины, лес мачт в Пурпурной гавани, высокие башни поместий и золотую молнию, которая поворачивалась на шпиле над дворцом Морского Начальника... даже бронзовые плечи Титана по ту сторону темно-зеленого залива. Но это все было видно только тогда, когда над Браавосом светило солнце. Когда в городе стоял туман, кроме серой мглы, ничего не было видно – так что Мерси избрала короткую дорогу, чтобы сберечь свои бедные заношенные башмачки.
Туман словно расступался перед ней и смыкался за спиной, булыжник под ногами был мокрым и скользким, и где-то жалобно вопил кот. Браавос был раем для кошек, и они бегали повсюду, особенно по ночам. «В тумане все кошки серы, – думала Мерси. – В тумане все люди – убийцы».
Ей ни разу не доводилось видеть такой густой туман, как сегодня. На больших каналах лодочники наверняка сталкиваются друг с другом в своих змеях-лодках, не видя по сторонам ничего, кроме тусклого света из окон.
Мерси разминулась со стариком, который шел навстречу с фонарем в руках, и позавидовала тому, что у него есть свет. На улице стоял такой сумрак, что нельзя было толком разглядеть, куда ступаешь. В кварталах города победнее дома, лавки и склады лепились один к другому, наваливались друг на друга, как пьяные любовники, верхние этажи сходились так близко, что с одного балкона можно было перешагнуть на другой, напротив. Улицы там превращались в темные туннели, где каждый шаг отдавался эхом, а узкие каналы были особо опасны, поскольку во многих домах отхожие места нависали над водой. Изембаро обожал представлять на сцене речь Морского Начальника из «Печальной купеческой дочери», о том, как «здесь еще стоит последний из Титанов, расставив ноги на каменных плечах своих собратьев», но Мерси больше нравилось другое место из той же пьесы – где толстый купец справляет большую нужду на голову Морского Начальника, когда тот плывет внизу по каналу в своей пурпурной с золотом барже. Говорили, что такое могло случиться только в Браавосе, и только в Браавосе и Морской Начальник, и простой моряк могли надрывать животики со смеху, глядя на это зрелище.
«Врата» стояли у самого края Затонувшего Города, между Внешней и Пурпурной гаванями. Здесь когда-то сгорел старый склад, и земля под ним с каждым годом понемногу уходила в море, так что участок достался Изембаро дешево. На полузатопленном каменном фундаменте склада Изембаро воздвиг свой похожий на пещеру театр. Быть может, у «Купола» или «Голубого фонаря» окружение будет поизысканнее, говорил он своим актерам, но здесь, в квартале между гаванями, театр никогда не будет знать недостатка в зрителях – моряках и шлюхах. Тут же по соседству был и «Корабль», и к причалу, где это плавучее заведение было пришвартовано уже лет двадцать, каждый день стягивались приличные толпы – так что и «Врата» должны процветать, так говорил Изембаро.
Время подтвердило справедливость его слов. С годами по мере просадки здания сцену перекосило, костюмы актеров страдали от плесени, а в затопленном подполе гнездились водяные змеи, но все это никак не тревожило труппу, пока театр продолжал собирать полные залы.
Последний мост – из веревок и отсыревших досок – казалось, уходил в никуда, но причиной тому был туман. Мерси перебежала его, стуча каблуками по дереву. Туман раздвинулся перед ней, словно рваный серый занавес, открыв здание театра. Масляный желтый свет лился из дверей, и Мерси были слышны голоса внутри. У входа Большой Бруско замазал название предыдущего представления и написал вместо этого большими красными буквами: «Кровавый десница». Под надписью он намалевал кроваво-красную руку для тех, кто не умел читать. Мерси остановилась, чтобы посмотреть.
– Красивая рука, – сказала она ему.
– Большой палец криво вышел, – Бруско мазнул кистью по нарисованной руке. – Король Актеров про тебя спрашивал.
– Было так темно, что я проспала.
Когда Изембаро впервые объявил себя Королем Актеров, труппа нашла в этом своеобразное удовольствием, наслаждалась негодованием соперников из «Купола» и «Голубого фонаря». Со временем, однако, Изембаро начал относиться к своему титулу излишне серьезно.
– Он теперь играет только королей, – закатывал глаза Марро, – и если в пьесе нет ни одного короля, он и ставить ее не захочет.
В «Кровавом деснице» было целых два короля, толстяк и мальчик. Изембаро играл толстяка – роль не очень большая, но у него был красивый монолог перед смертью, а еще перед этим впечатляющий бой с демоническим вепрем. Пьесу написал Фарио Форель, который исторгал своим пером больше крови, чем любой другой сочинитель в Браавосе.
Мерси обнаружила, что труппа уже собралась за кулисами, и прошмыгнула между Дейной и Язвой в задний ряд, надеясь, что ее опоздание не заметят. Изембаро рассказывал всем, что в этот вечер, по его ожиданиям, «Врата» будут забиты до отказа, несмотря на туман.
– Король Вестероса прислал своего посла, дабы воздать по заслугам Королю Актеров, – вещал он перед своей труппой. – Мы не желаем разочаровать нашего брата-монарха.
– «Мы»? – переспросила Язва, которая шила костюмы актерам. – Он там теперь не один?
– Он такой толстый, что считается за двоих, – прошептал Бобоно. У каждой труппы должен быть свой карлик – Бобоно был их карликом. Завидев Мерси, он одарил ее сальным взглядом. – Ого, – сказал он, – вот и она. Готова ли малютка, чтобы ее изнасиловали?
Он пошлепал себя по губам, а Язва наградила его подзатыльником:
– Тихо.
Король Актеров не обратил никакого внимания на этот краткий беспорядок. Он продолжал свою речь, рассказывая актерам, насколько великолепно они должны сыграть. Кроме вестеросского посла, среди зрителей будут ключники, а также знаменитые куртизанки, и Изембаро не желал, чтобы все эти благородные господа ушли из «Врат» недовольными.
– Кто подведет меня, тому добра не ждать, – пообещал он, и эта угроза была позаимствована из монолога, который принц Гэрин произносит перед битвой в «Ярости драконьих владык», дебютной пьесе Фарио Фореля.
К тому времени, как Изембаро окончил свою речь, до представления осталось меньше часа, и актеры изрядно нервничали. Во «Вратах» только и было слышно, как Мерси зовут то туда, то сюда.
– Мерси, – умоляла ее подруга Дейна, – леди Сторк опять наступила на подол платья. Помоги пришить.
– Мерси, – звал Неведомый, – принеси кровавую пасту, у меня рог отклеился.
– Мерси, – гудел сам Изембаро Великий, – куда ты засунула мою корону, девчонка? Я не могу выйти на сцену без короны. Как они поймут, что я король?
– Мерси, – пищал карлик Бобоно, – Мерси, у меня что-то развязалось, и член вываливается.
Она принесла липкую пасту и приклеила левый рог Неведомого ему обратно на лоб. Она нашла корону Изембаро в уборной, где он вечно ее забывал, и помогла пришпилить ее к парику, а затем сбегала за иголкой и ниткой, чтобы Язва могла пришить подол парчового платья, которое королева должна была носить в сцене свадьбы.
И член Бобоно действительно вываливался – такое у него было устройство, специально для сцены с изнасилованием. «Ну и мерзкая же штука», думала Мерси, когда ей пришлось стать перед карликом на колени, чтобы поправить член. Он был не меньше фута длиной и толщиной с ее руку – таких размеров, чтобы его было видно с самой высокой галереи. Мастер, однако, довольно скверно выкрасил кожу – штуковина вышла крапчатой, бело-розовой, с головкой цвета зрелой сливы. Мерси пристроила его назад на бриджи Бобоно и зашнуровала.
– Мерси, – пел он, когда она затягивала завязки, – Мерси, Мерси, приходи ко мне в спальню и сделай меня мужчиной.
– Я тебя евнухом сделаю, если ты не перестанешь распускать завязки только для того, чтобы я потрогала тебя за пипку.
– Мы созданы друг для друга, Мерси, – настаивал Бобоно. – Посмотри, мы одного роста.
– Только когда я становлюсь на колени. Ты не забыл свою первую строчку?
Не далее как две недели назад карлик вышел на сцену во хмелю и открыл «Тоску архонта» монологом грамкина из «Похотливой купчихи». Изембаро пообещал, что освежует Бобоно заживо, если он во второй раз устроит такой конфуз, и не посмотрит, как тяжело найти хорошего актера-карлика.
– А что мы сегодня ставим, Мерси? – невинно осведомился Бобоно.
«Он просто дразнится, – сообразила Мерси. – Он трезв и прекрасно знает пьесу».
– Мы ставим новую пьесу Фарио, «Кровавого десницу», в честь посла из Семи Королевств.
– Теперь я вспомнил, – Бобоно понизил голос до зловещего шепота. – Как надо мною поглумился семиликий бог! Благородный мой родитель был из золота изваян, и золотыми были мои брат с сестрою. Но меня творец слепил из мерзости – костей, крови и глины, небрежно, кое-как скомкав из них убогое обличье, то, что стоит пред вашими глазами, – с этими словами он ухватил девочку за грудь, неуклюже нащупывая сосок. – Ну вот как мне насиловать женщину без сисек?
Мерси ухватила его большим и указательным пальцами за нос и скрутила.
– Не уберешь руки – останешься без носа.
– А-а-а-ай, – запищал карлик, отпуская ее.
– Сиськи у меня вырастут через год или два, – Мерси поднялась на ноги и нависла над коротышкой, – а вот новый нос у тебя никогда не отрастет. Так что подумай, прежде чем в другой раз распускать руки.
Бобоно потер пострадавший нос.
– Нечего стесняться, я все равно тебя скоро изнасилую.
– Не раньше второго акта.
– Когда я насилую Вендейну в «Тоске архона», я всегда мну ее сиськи как следует, – пожаловался карлик. – Ей это нравится, и зрителям тоже. Надо же угодить зрителям.
Это была одна из «мудростей» Изембаро, как он любил их называть. Надо угодить зрителям.
– Думаю, зрителям еще больше понравится, если я оторву карлику член и отлуплю его этим членом по голове, – заявила Мерси. – Уж этого они точно никогда не видели.
«Показывать зрителям то, чего они никогда не видели» – это тоже была одна из «мудростей» Изембаро, и Бобоно не нашелся, что ответить.
– Ну вот и готово, – сказала Мерси. – Посмотрим, сумеешь ли ты удержать его в штанах до тех пор, пока он не понадобится.
Изембаро опять ее звал – на этот раз он не мог найти копье для охоты на вепря. Мерси разыскала оружие, помогла Большому Бруско надеть костюм вепря, проверила бутафорские кинжалы – не заменил ли кто один из них настоящим клинком (такое уже случалось в «Куполе» и закончилось гибелью актера), а также налила леди Сторк штоф чарку вина, без которой актриса не могла выйти на сцену. Когда все призывы «Мерси, Мерси, Мерси» наконец затихли, она улучила момент, чтобы заглянуть из-за кулис в театр.
В зале было больше народу, чем ей когда-либо приходилось видеть, и они уже развлекались вовсю, шутя, пихаясь локтями, поглощая еду и напитки. Она заметила разносчика, который торговал ломтями сыра и отламывал их от большой сырной головы каждый раз, когда на них находился покупатель. Среди зрителей толклась женщина с мешком сморщенных яблок. Бурдюки с вином переходили из рук в руки, девушки торговали поцелуями, и какой-то моряк играл на волынке. Тут был и Коссомо-Фокусник, и рука об руку с ним Ина, одноглазая шлюха из «Счастливого порта», но Мерси не могла знать этих двоих, а они не знали Мерси. Дейна заприметила в толпе нескольких завсегдатаев «Врат» и показывала их подруге: красильщика Деллоно с изможденным белым лицом и руками в пурпурных пятнах; Галео-колбасника в сальном кожаном фартуке, верзилу Томарро с ручной крысой на плече.
– Лучше Томарро не показывать Галео эту свою крысу, – предупреждала Дейна. – Он никакого другого мяса в свои колбасы не кладет – я так слышала.
Мерси прикрыла рот ладонью и засмеялась.
Галереи наверху тоже полнились народом. Первый и третий ярусы предназначались для купцов, капитанов и прочей респектабельной публики. Головорезы-брави предпочитали четвертый, самый высокий ярус, где были самые дешевые сидячие места. Там, наверху, буйствовали яркие краски, тогда как на ярусах ниже господствовали цвета поскромнее и потемнее. Второй ярус был разделен на отдельные ложи, чтобы знатные господа могли расположиться в удобстве и приватности, будучи огражденными от грубого мужичья над ними и под ними. Оттуда сцену было видно лучше всего, и слуги носили туда кушанья, вино, подушки – все, чего мог пожелать знатный посетитель. Нечасто второй ярус во «Вратах» заполнялся больше чем наполовину: если уж знатный господин и желал посвятить вечер театру, он скорее отправился бы в «Купол» или «Голубой фонарь», где представления были изящнее и поэтичнее.
В эту ночь все было по-другому – и причиной тому, без сомнения, был вестеросский посол. В одной из лож сидели три члена рода Отерисов, каждый в компании знаменитой куртизанки; Престейн, такой древний старец, что непонятно, как он вообще добрался до своего места, сидел в своей ложе один; Торон и Пранелис, состоявшие в стесняющем их союзе, сидели вдвоем; Третий Меч пригласил в свою ложу с полдюжины друзей.
– Я насчитала пять ключников, – сказала Дейна.
– Бессаро такой толстый, что надо посчитать его за двоих, – захихикала Мерси. Изембаро был весьма дороден, но по сравнению с Бессаро казался стройным, точно тополь. Ключник был таким огромным, что ему и кресло понадобилось особенное, втрое больше обычного.
– Они все толстые, эти Рейяны, – сказала Дейна. – Животы у них еще больше, чем корабли. Видела бы ты его отца – по сравнению с ним Бессаро еще маленький. В один прекрасный день его вызвали во Дворец Истины для голосования, и стоило ему погрузиться на баржу, как она тут же пошла ко дну, – она двинула Мерси локтем. – Смотри на ложу Морского Начальника.
Морской Начальник никогда не бывал во «Вратах», но Изембаро все равно выделил ему отдельную ложу – самую большую и самую роскошную во всем театре.
– Это, должно быть, вестеросский посол. Ты когда-нибудь видела такие одежды на таком старике? И смотри, он привел с собой Черную Жемчужину!
Посол оказался человеком худосочным и лысеющим, с потешным седым пучком волос, торчащим с подбородка. На нем был желтый бархатный плащ и бриджи такого же цвета, а дублет был настолько ярко-синим, что у Мерси едва не заслезились глаза. На груди у него был желтой нитью вышит щит и на этом щите – гордый голубой петушок, набранный из ляпис-лазури. Один из гвардейцев помог ему устроиться в кресле, тогда как двое других встали у стены позади ложи.
Компаньонка посла была, наверное, втрое его моложе, и она была так красива, что светильники, казалось, загорались ярче, когда она проходила мимо. Она носила платье с низким вырезом, и его бледно-желтый шелк был ослепителен на фоне светло-коричневой кожи. Черные волосы были убраны под сеть из золотой канители, и ожерелье из золота и черного гагата терлось о верх полных грудей. На глазах Мерси и Дейны женщина наклонилась к послу и прошептала ему на ухо что-то, что заставило его засмеяться.
– Надо им называть ее Коричневая Жемчужина, – сказала Мерси Дейне. – Она скорее коричневая, чем черная.
– Первая Черная Жемчужина была черной, как чернильница, – сказала Дейна. – Она была пиратской королевой, а ее родителями были сын Морского Начальника и принцесса с Летних Островов. Король-дракон из Вестероса взял ее себе в любовницы.
– Я бы хотела увидеть дракона, – мечтательно сказала Мерси. – Почему у посла на груди курица?
Дейна взвыла.
– Мерси, разве ты ничего не знаешь? Это его херб. В Закатных Королевствах у каждого лорда есть свой херб – у некоторых цветы, у некоторых рыбы, у некоторых медведи, лоси и всякое другое. Смотри, у гвардейцев посла львы на плащах.
И действительно. Всего гвардейцев было четверо: крупные, суровые на вид мужчины в кольчугах, с тяжелыми вестеросскими мечами в ножнах у бедра. Края алых плащей окаймляли золотые завитки, и каждый плащ на плече скрепляла пряжка в виде золотого льва с красными гранатовыми глазами. Когда Мерси глянула на лица под золочеными гривастыми шлемами, в животе у нее что-то перевернулось. «Боги прислали мне подарок». Она сжала пальцами руку Дейны.
– Вон тот гвардеец. Тот с краю, за Черной Жемчужиной.
– Что с ним не так? Ты его знаешь?
– Нет, – Мерси родилась и выросла в Браавосе, откуда ей знать какого-то вестеросца? Она задумалась на мгновение. – Просто... знаешь, он красивый, ты так не думаешь?
Гвардеец был красавчик – на свой грубый лад, хотя глаза у него были жестокие.
Дейна пожала плечами.
– Он же старый. Не такой старый, как остальные, но... ему лет тридцать, не меньше. И он вестеросец. Они все ужасные дикари, Мерси. От таких людей лучше держаться подальше.
– Держаться подальше? – Мерси захихикала. Она была смешливой девочкой, эта Мерси. – Нет, мне надо подержаться поближе, – она обняла Дейну за плечи и сказала, – если Язва будет меня искать, скажи ей, что я отошла, чтобы повторить роль.
В пьесе у нее было всего несколько реплик, и большая часть из них была такого сорта: «Нет-нет-нет» и «Не надо, не надо, не трогайте меня» и «Сжальтесь, милорд, я еще девица», но это был самый первый раз, когда Изембаро дал ей какие-нибудь реплики, и можно было ожидать, что бедняжка Мерси только и думает, как правильно их произнести.
Посол из Семи Королевств взял с собой в ложу двух гвардейцев, чтобы они стояли за спиной у него с Черной Жемчужиной, а двоих других поставил снаружи у двери, чтобы никто не смел его беспокоить. В тот момент, когда девочка бесшумно проскользнула за ними в темный закуток, они тихо беседовали на общем языке Вестероса. Мерси этого языка знать не могла.
– Семь преисподних, в этом городе сыро, – жаловался ее гвардеец. – Я продрог до костей. Где апельсиновые деревья? Я всегда слышал, что в Вольных Городах есть апельсиновые деревья. Лимоны и лаймы. Гранаты. Острый перец, теплые ночи, девушки с голыми животиками. Где девушки с голыми животиками, я тебя спрашиваю?
– На юге – в Лисе, Мире, Старом Волантисе, – отвечал другой воин. Это был пожилой человек, пузатый и поседелый. – Я как-то ездил в Лис с лордом Тайвином, когда он еще был десницей Эйриса. Браавос севернее Королевской Гавани, балда – ты смотрел когда-нибудь на карту?
– И сколько нам тут мариноваться?
– Дольше, чем тебе хочется, – сказал пожилой гвардеец. – Если он вернется без золота, королева снимет с него голову. Кроме того, видел я его жену. Есть в Утесе Кастерли такие лестницы, по которым она боится спускаться, чтобы не застрять – настолько она толстая. Ну какой дурак поедет назад к такой женушке, если здесь его встречает такая черная королева?
Красивый гвардеец ухмыльнулся.
– Как думаешь, он потом с нами поделится?
– Умом тронулся? Думаешь, он нас вообще замечает? Клятый петух даже имена наши перевирает через раз. У вас с Клиганом было по-другому?
– Сира скоморошьи представления и шлюхи с рюшечками не особо интересовали. Когда сир хотел женщину, он ее брал, но после иногда и нам давал попользоваться. Если и мне перепадет немного этой Черной Жемчужины, возражать не буду. Как думаешь, между ног она розовая?
Мерси хотелось послушать еще, но времени не было. Представление вот-вот начнется, и Язва будет искать девочку, чтобы та помогла ей с костюмами. Изембаро, может быть, и был Королем Актеров, но по-настоящему в его театре боялись одну Язву. Время для красавчика-гвардейца найдется позже.
Действие «Кровавого десницы» начиналось на кладбище.
Когда карлик внезапно появился из-за деревянного надгробия, публика разразилась шиканьем и бранью. Бобоно вперевалку прошел к краю сцены и окинул зрителей хитрым взглядом.
– Как надо мною поглумился семиликий бог! – зарычал он. – Благородный мой родитель был из золота изваян, и золотыми были мои брат с сестрою. Но меня творец слепил из мерзости – костей, крови и глины...
В этот момент за его спиной появился Марро – костлявый и страшный в черной хламиде Неведомого. Его лицо тоже было вымазано черным, красные зубы блестели от крови, а надо лбом торчали костяные рога. Бобоно его не видел, но с галерей Неведомого было видно, а теперь его видела и публика в зале. Во «Вратах» воцарилась гробовая тишина, и Марро безмолвно двинулся вперед.
Точно так же вперед двинулась и Мерси. Все костюмы уже повешены, и Язва занята, зашивая Дейну в платье для сцены при дворе короля, так что отсутствия Мерси никто не заметит. Тихая, как тень, она опять проскользнула во внешний коридор, там, где у дверей ложи посла стояли на страже гвардейцы. Из темного закутка, неподвижная, как камень, она долго разглядывала его лицо – изучала внимательно, чтобы действовать наверняка. «Не слишком ли я для него маленькая? – думала она. – Недостаточно красивая? Слишком плоская?» Оставалось надеяться, что этот человек не из тех, кто предпочитает большие груди – уж о ее-то груди Бобоно был прав. «Лучше всего было бы, если бы он пошел со мной домой – тогда бы он весь был мой. Но пойдет ли он со мной?».
– Как думаешь, это может быть он? – говорил красавец.
– Иные тебя побери, сдурел, что ли?
– А почему бы и нет? Он же карлик, разве нет?
– Бес – не единственный карлик в мире.
– Может, и нет, но сам подумай – все только и говорят, какой он был хитрый, правда? Может, он раскинул мозгами и решил, что последнее место в мире, где сестра будет его искать – какой-то скомороший балаган, где он будет представлять себя самого. Может, он так и делает, чтобы утереть ей нос.
– Ты спятил.
– Ну, может, мне стоит проследить за ним после представления и самому все выяснить, – гвардеец положил руку на рукоять меча. – Если я прав, стану лордом, а если неправ – ну и хрен с ним, карликом больше, карликом меньше, – и он заржал.
На сцене Бобоно заключал сделку со зловещим Неведомым-Марро. Для такого коротышки у него был очень звучный голос, и сейчас этот голос наполнял зал до самых высоких стропил наверху.
– Дай кубок мне, чтобы упиться, – говорил он Неведомому. – И ежели на языке почувствую вкус золота и львиной крови – что ж, тем лучше для меня. Раз уж не вышел из меня герой, то надлежит мне стать чудовищем и людям страх внушать, а не любовь.
Мерси безмолвно повторяла за ним последние реплики – они были лучше, чем ее собственные, и более подходящие. «Либо он меня захочет, либо нет, – подумала она, – и пусть начнется представление». Она произнесла про себя молитву многоликому богу, выскользнула из своего закутка и бросилась к гвардейцам. Мерси, Мерси, Мерси.
– Милорды, – сказала она, – не говорите ли вы по-браавосски? Прошу вас, скажите, что это так.
Гвардейцы обменялись недоуменными взглядами.
– Что это? – спросил пожилой. – Кто она такая?
– Одна из скоморохов, – сказал красавчик. Он откинул светлые волосы со лба и улыбнулся ей. – Прости, малышка, мы не говорим на вашей тарабарщине.
«Пропадите вы пропадом, – подумала Мерси, – они знают только общий язык». Это было плохо – теперь либо сдавайся, либо иди в наступление, а сдаваться она не могла, потому что хотела красавчика всем нутром.
– Я немножко говорю по-вашему, – соврала она с самой милой улыбкой Мерси. – Моя подруга сказала, что вы лорды из Вестероса.
Пожилой покатился со смеху.
– Лорды? Да, это мы и есть.
Мерси уставилась себе под ноги, робея.
– Изембаро сказал, что лордов надо порадовать, – прошептала она. – Если вам что-то нужно, что угодно...
Гвардейцы снова обменялись взглядами, затем красавчик потянулся к ней и потрогал за грудь.
– Что угодно?
– Ну и мразь же ты, – сказал пожилой.
– Да что такого? Если уж этот Изембаро хочет нас попотчевать, грех отказываться, – он щипнул ее за сосок сквозь ткань платья, точно так же, как это делал карлик, когда она поправляла ему член. – Актриски только немногим хуже шлюх.
– Может быть, но это же ребенок.
– Нет, – соврала Мерси, – я уже девушка.
– Ну, это ненадолго, – сказал красавчик. – Я лорд Раффорд, милашка, и я знаю, что мне угодно. Ну-ка, задери юбки, да наклонись вон к той стене.
– Не здесь, – сказала Мерси, отталкивая его руки. – Не сейчас, когда идет представление. Я могу закричать, и Изембаро будет сердиться.
– Тогда где?
– Я знаю место.
Пожилой гвардеец заворчал:
– Думаешь отлучиться со службы? Что если его сирство спросит, куда ты подевался?
– С чего это? Он смотрит представление. И у него есть своя собственная шлюха – так почему бы мне не перепихнуться со своей? Много времени это не займет.
«Нет, – подумала она, – не займет». Мерси взяла его за руку, вывела через черный ход, и дальше по лестнице, наружу, в туманную ночь.
– Вы могли бы сами стать актером, если бы захотели, – сказала ему девочка, когда красавчик прижал ее к стене театра.
– Я? – фыркнул гвардеец. – Только не я, малышка. Вся эта ваша говорильня – я и половины не запомню.
– Поначалу это трудно, – признала она. – Но со временем привыкаешь – я могу научить вас, как произносить свою роль. Я могу.
Красавчик сжал ее запястье.
– Учить здесь буду я – вот и первый урок, – он притянул ее руку к себе и поцеловал в губы, запихнув Мерси в рот свой язык, мокрый и склизкий, как угорь. Мерси облизнула его своим языком, а затем отпрянула назад, не переводя дыхания:
– Не здесь. Кто-нибудь может нас увидеть. У меня есть комната поблизости, но надо поторопиться. Мне надо вернуть ко второму действию, или я пропущу свое изнасилование.
Красавчик ухмыльнулся.
– Этого не бойся, малышка, – но он все же дал ей повести себя за собой. Держась за руки, они бежали сквозь туман, по мостам и переулкам, вверх по пяти пролетам занозистой деревянной лестницы. К тому времени, когда Мерси и ее мужчина заскочили в дверь ее комнатушки, гвардеец задыхался. Мерси зажгла сальную свечу и, хихикая, заплясала вокруг своего гостя.
– А вот вы и умотались, милорд – я и забыла, какой вы старый. Хотите прилечь и вздремнуть? Просто ложитесь, закройте глаза, я вернусь сразу же, как только Бес меня изнасилует.
– Никуда ты не пойдешь, – красавчик грубо притянул ее к себе. – Скидывай эти тряпки, и я покажу тебе, какой я старый, малышка.
– Мерси, – сказала она. – Меня зовут Мерси. Можете повторить?
– Мерси, – повторил он. – Меня зовут Рафф.
– Я знаю, – она сунула руку ему между ног, потрогав твердо стоящий член через ткань бриджей.
– Завязки, – торопил ее гвардеец, – давай, малышка, развяжи их.
Вместо этого ее палец скользнул ниже, по внутренней стороне бедра. Рафф заворчал.
– Эй, поосторожнее там, ты...
Мерси сглотнула воздух и отступила на шаг с растерянным лицом:
– У вас там кровь идет.
– Чего? – он глянул вниз, – боги, помилуйте. Что ты со мной сделала, маленькая дрянь?
Красное пятно расползалось по бедру, плотная ткань намокала.
– Ничего, – пискнула Мерси. – Я никогда... ох, здесь столько крови. Прекратите, пожалуйста, вы меня пугаете.
Гвардеец ошеломленно потряс головой; когда он прижал руку к бедру, кровь брызнула между пальцами. Она стекала вниз по ноге в сапог. Теперь Рафф не казался таким уж красивым – скорее белым и напуганным.
– Полотенце, – выдохнул гвардеец. – Дай полотенце, тряпку какую-нибудь, прижми ее. Боги, мне нехорошо, – его ногу от бедра заливало кровью, и когда Рафф попытался перенести на нее вес, колено подломилось, и он рухнул на пол. – Помоги, – молил он, а бриджи в паху заплывали красным. – Матерь всеблагая, девочка. Врача... беги, найди мне врача, скорее.
– У соседнего канала живет один, но он сюда не пойдет. Надо идти к нему. Идти сможете?
– Идти? – пальцы Раффа были склизки от крови. – Малышка, ты ослепла, что ли? Из меня кровь хлещет, как из резаной свиньи. Я идти не смогу.
– Ну, – сказала она, – даже не знаю, как вам туда попасть.
– Придется уж тебе меня нести.
«Видишь? – подумала Мерси. – Ты знаешь свою роль, а я свою».
– Нести, говоришь? – любезно спросила Арья.
Рафф-Красавчик успел вскинуть глаза, когда длинное тонкое лезвие выпорхнуло у нее из рукава. Она приставила нож к горлу гвардейца, под челюстью, повернула и резанула наискось одним плавным движением. Пролился славный красный ливень, и глаза Раффа потухли.
– Валар моргулис, – прошептала Арья, но Рафф был мертв и этого уже не услышал. Она шмыгнула носом. «Надо было помочь ему спуститься по лестнице, прежде чем добивать. Теперь придется тащить его вниз до самого канала и скинуть в воду». Остальное сделают угри.
– Мерси, Мерси, Мерси, – грустно пропела она. Глупая ветреная девочка с добрым сердцем. Арья будет по ней скучать – и она будет скучать и по Дейне, и по Язве, и по всем остальным, даже по Изембаро и Бобоно. Эта ее выходка прибавит забот и Морскому Начальнику, и послу с курицей на груди – в этом она не сомневалась.
Но об этом она подумает позже – сейчас времени нет. Надо бежать. У Мерси еще осталось несколько реплик – ее первые реплики и последние, и Изембаро снимет с нее миленькую маленькую пустую головку, если она опоздает на свое изнасилование.